ГДР

Гэ-Дэ-эР, эС-эС-эС-эР.  Вот в последней из перечисленных стран, ныне не существующей я родился. В первую же из перечисленных, но также ныне  отсутствующую, я же впервые и выехал как в заграницу.  Чудны дела твои… А чудеса начались ещё задолго до границы и «откидывания копыт» при её пересечении. Группа была большая, народу было изрядно, спешка как всегда. Соответственно в паспортах «серпастых и молоткастых», но заграничных, предательски вкрадывались  «очепяточки», пытаясь всячески затруднить жизнь правильным, отборным или выборным комсомол-ьцам (кам). И  одна девушка (комсомолка и просто красавица)  с удивлением из официального документа узнала, что она «Матвееваа». Но в поезде смена колёс естественнее, чем смена фамилии на данную при рождении. Езжай – фамилияя у тебя такаяя, ежели спросят, финская. А уж очередной «Генндьевич» просто промолчал («хоть чучелом, хоть тушкой»[3], а ехать надо), чего там – на Берлин!

ГДР не Запад, хоть и железный занавес материализован в виде вполне реальной берлинской стены. Не Запад, но чувствуется, попахивает, знаете ли, потягивает запахом закуски со стола. Хоть стол и шведский, но в Германии впервые попался мне. Жили мы скромненько по студенческим общагам, но не нашим, а ихним. И завтрак нам был предуготовлен именно в образе того самого стола. Толпа «наших», с трудом принимая форму цепочки-очереди, и даже не принимая, а скорее обозначая, намекая, клубилась вокруг. Колбаса и сыр вместо того, чтобы чинно, как мыслилось сумрачному немецкому гению, по ломтику перекочёвывыть посредством вилок в тарелки «руссо туристо», перемещались, но посредством опрокидывания в тарелки первых протиснувшихся. И сия процедура моментально превращала шведский стол в просто стол, заставленный посудой. Но надо отдать должное германскому «орднунгу». Не могла сия вакханалия продолжаться долго. На следующий день шведский стол был дооснащён немецкими девушками, кои с милой улыбкой клали тебе на тарелочку по одному кусочку колбаски, сырку и чего-то там, что ещё полагается. Что положено, тебе ими и положено. Порядок торжествовал, но удовольствия уже того не было.

Не было и удовольствия от супов, можно сказать, что и самих супов то не было. Поскольку столь прекрасное русское слово «суп» никак не может при переводе хоть и на немецкий оказаться томатной пастой, зачем-то щедро разведённой тёплой водицей.  Просто первое блюдо, точнее маленькая чашечка. А вот второе, так это точно блюдо, во всяком случае, здоровенная тарелка. Потом привыкаешь, но по началу было тяжело отказаться от родной логики, в которой первое – это главное.[4]  Но именно после опустошения большой тарелки, вечерний Берлин напомнил мне, что учение, как ни крути и не откручивайся от него, - свет.

Мышка, удирая от кошки, юркнула в норку и затаилась. Кошка, посидев у норки, громко сказала: «Гав!» Мышка высунулась и всё… «Вот как полезно знать один-два иностранных языка» -  сказала кошка.

Да знаю, я знаю, но не немецкий. А хорошо вызубренные в детстве «Гитлер капут» и «Хенде хох» не очень способствуют взаимопониманию в обычной жизни среди бюргеров. Но не один же я такой. Не один, а вдвоём с приятелем после доброго ужина, отбившись от коллектива, и с ощущением свободы бредём в расположение части, т.е. к общежитию, где мы обитали в столице ГДР. Как вы поняли, я не знал, а приятель учил, и знал, что учил, а потому думал, что знает. Что? Немецкий язык. Поэтому после получасового и вольного блуждания мы решили заодно узнать, куда же нам идти, а друг мой получил редкостную возможность блеснуть свободным владением тамошним языком. Туда - в смысле вопроса, всё прошло блестяще. Слово «тиргарден», как зоопарк, помню до сих пор. Но вот обратно, в смысле понимания ответа … Милая немка, явно не уловив в глазах наших просветления от её объяснений, повторила. С тем же успехом. После чего, встав лицом по ходу движения, показала рукой[5], добавив по-русски: «прямо и налево». «Вот как полезно знать один-два иностранных языка».

Ну, уж раз язык зацепился за «языки», то память услужливо подсовывает трогательную историю, произошедшую со мной в Тбилиси.  Для тех, кто не знает, что Грузия была в составе СССР, а не штатом Джорджия в США, заодно напомню, что русский язык был наречён языком межнационального общения. Да, по сути то,  таковым он и являлся, хотя соревновался при этом с английским и в самых неожиданных обстоятельствах. Был у меня соавтор по научной работе, друзья звали его Гоги – до сих пор вспоминается его  могучая  неторопливость и улыбка. Был приглашён к нему домой. Пока старшие хлопотали на  кухне, подготавливая меня к встрече с прекрасным (т.е. с грузинским столом), я остался наедине общаться с младшим и тоже Георгием. Конечно, ребятишки быстро овладевают русским, но мой собеседник ещё был мал и помимо родного (грузинского), немного говорил на ! английском, коему его профессионально обучала мать. Так что языкового выбора для общения у нас не оставалось. А вот мой английский оставлял желать лучшего. Было очень забавно, когда паренёк, не понимая меня, переспрашивал, но на нормальном человеческом языке, т.е. на грузинском. Класс! Грузия, Тбилиси, маленький грузин и большой русский общаются на английском в СССР. А вы говорите глобализация.

И я говорю – глобализация[6]. Кто первый встал, того и тапки. Но только если ты будешь их носить постоянно. А если ты запустишь спутник и одаришь другие языки этим словом, а потом неторопливо будешь мечтать о будущем, то спутник весьма торопливо превратится, а то и трансформируется,  в «сателлит». В той же Грузии при общении с коллегами, мы, естественно, говорили на русском. Но что не менее замечательно при обсуждении научных вопросов между собой грузинские коллеги также использовали великий и могучий… Кто … , тот … . Аналогичная картинка наблюдалась и в Бельгии. Дорогие моему сердцу франкофоны споро переходили на английский для научного общения.

Свильнув с главной линии  рассказа, не будем тщиться завоевать подобно великим звание учёного специалиста по языкознанию, а вернёмся к милым памятным безделушкам, хранящимся в чуланах подсознания. Нет, не чуланы, а огромные немецкие магазины поразили нас сверкающими витринами и разнообразием товаров. Трудно советскому человеку представить себе торговую точку, предназначенную для торговли табаком, не махоркой, а именно самыми разнообразными сортами табака. Или чая. Для сравнения вспомню всё ту же Грузию, в которой пытался найти не просто чай. А некую известную тогда марку. И ведь нашёл!!! Но лишь на витрине, на витрине в музее… А тут на прилавке – бери - не хочу. Хочу, но могу лишь в объеме дозволенных к обмену рублей. Многие мои сотоварищи, чтобы избежать этих танталовых мук в первые же дни спустили все свои трудовые пфенниги на покупку фарфоровых сервизов, которые и «тряслись» потом  за ними по дорогам, простите, перемещались по хорошим дорогам, в виде материализованных импрессий. А вот все чудеса околозападной торговли уже воспринимались как явление сугубо культурное, не омраченное привкусом, тогда ещё не распробованного слова «шопинг». Но сие отличие в уровнях бытия двух стран ощущалось не только экскурсантами, но и экскурсоводами. И последние не упускали возможности нам намекнуть на это. Поэтому, когда у кого-то из наших в универмаге пропали вещи, общий вывод был однозначен: «Дикая страна – чемоданы воруют».

Страшно дикая, но и ужасно культурная. Не верите? А вы повспоминайте. Чего одно словосочетание «Дрезденская галерея» стоит? Ну, сколько стоит, честно говоря, не помню. Но либо бесценно, либо не очень дорого, так как, несмотря на финзатруднения, посетил оную аж дважды. И мучила меня, разумеется, как всякого русского человека проблема матерная, а точнее мадонная. Но не та, которая поёт, а Сикстинская. Раз забрел, тщась проникнуть в замысел, и два. Но на второй раз попалась мне группа экскурсантов с русскоговорящим гидом. Думается, это был явный знак, перст указующий. Ему и последовал. И внимал словам  гидовым. А сей посланец свыше (как минимум, от начальства музейного) недрогнувшей рукой отверз глубины тайн известного полотна. Суть картины, говорит, проста. Женщины рожали, и будут рожать! Не знаю как насчет божественного смысла, но ясно и жизнеутверждающе.

Так вот культура, как уже говорил, страшенная, всепроникающая и развращающая. Буквально изнутри ломает самое сокровенное. Судите сами. Как-то вечерком (где уж меня, советского человека, да ещё в одиночку, носило в этом Берлине!?)  возвращаюсь всё в ту же общагу. Подхожу к перекрёстку. Поздно уже, ни машин, ни людей, вроде как. Что подсказывает геометрия и здравый смысл по-русски? Кратчайшее расстояние между двумя точками – суть отрезок прямой. Вот так бы по диагонали я и пересёк этот перекрёсток. Ведь ни машин, ни людей. Да людей, может, и не было, а вот один немец таки был и как раз на противоположной стороне этой самой здравосмысленной диагонали. Но он, будучи обуян своей культурой и философией, и не думал воспользоваться достижениями древних греков, методично пересекал дорожки ведомый сигналами светофоров. Дорожек, даже  в одном направлении, было много…  И вот я, русский человек, поддавшись этой чуждой заразе, как последний … немецкий пешеход пунктуально замираю перед совершенно пустой дорогой, удерживаемый единственно красным глазом и ложной понятой западной культурой. Сколько времени впустую, но внешний европейский лоск приобрёл и не утратил, явив его миру и городу в подобной же ситуации, но уже не в братском социалистическом  окружении, а при моем первом выезде в капстрану.