Русский Север 2007

 

Европа изнывает от изматывающей жары. Куда податься мятущейся душе? Да на русский Север.

Ш-1. До чего техника дошла. Почти как в анекдоте. Одним самолётом мы летим в Архангельск, а другие пассажиры -  в Нарьян-Мар. Правда в том самом Архангельске наши пути разошлись -  мы пересели в старенький АН. Процесс посадки – коктейль «самогонка с кока-колой» – рамка металлоискателя и самостоятельное забрасывание багажа в соответствующий отсек самолёта. А в салоне нас побаловали конфетами, газетами и рёвом винтов за бортом. Аэродром на Соловках тоже хорош – выстлан какими-то металлическими штуками, которые сразу за воротами переходят в характерные соловецкие грунтовки. Очень приятное сочетание обычных российских ям, колдобин с местными валунами и создает непередаваемую смесь качания и тряски при передвижении.  Но и по этим дорогам жизнь движется вперёд.

Соловки.

Гостиница «Зелёная деревня». Впечатляющее двухэтажное строение из мощных брёвен. Они и внутри гладкие, ничем непропитанные создают неповторимое ощущение если не древности, то деревенскости вкупе с деревянной мебелью и полами из досок. А в остальном всё очень мило, включая ресторанчик в цокольном этаже. Гостеприимная хозяйка – владелица гостиницы,  и совершенно неожиданно – Хуан – испанец, учился в СССР, дома в Белоруссии и на Кубе, вполне приличный русский язык и умение готовить или говорить о кухне.

Ветер, дождь. Когда этого нет – комары. До полярного круга километров сто – и ночь весьма условна. Окна гостиницы на Святое озеро, за которым видны мощные стены соловецкого монастыря. Это и надо видеть. Не пирамиды, но когда стоишь рядом с этими огромными валунами, сложенными в стену невольно наполняешься уважением к предкам, сотворившим эти циклопические сооружения.

 

Соловки. От саамского – «большой остров». На  одном из островов архипелага – лабиринты из валунов – вроде как вход в иной мир – место поклонения предкам.

Архипелаг среди Белого моря и огромное количество пресноводных озёр. Заболачивание. Еще монахи, соединяя озера каналами, создали целую систему. Каналы выложены валунами. Впечатляет труд людской застывший в камне и текущий потоками воды.

Секирная гора.

Истории происхождения названия, в т.ч. и романтическая о влюблённой девушке, переодевшейся иноком, разоблаченной (в переносном и прямом смысле). Приговорена к сечению и спасена, тем, что на спине ей нарисовали лик богоматери.  На Секирной горе уникальная церковь, которую венчает маяк. !!! (Говорят, что и в Украине такой сделали). В годы лагеря – изолятор.

 

Июнь. Белые ночи. Толком ночи то и не увидели. Ложились – светло ещё, вставали – светло уже. Прочувствовали забавный факт. Солнце утром всходит, там, где вечером садилось. А что удивляться, если оно едва скрывалось за горизонтом. Где Восток, где Запад? Не сойтись им уверял Киплинг. Ан нет – сошлись таки. Чем ближе к Северу, тем теснее сливаются Восток и Запад, образуя один сплошной Юг.

Кемь, Беломорск

«Иван Васильевич меняет профессию» и норовит отдать шведам Кемьскую волость. Где это? Сбылась вековая мечта – с Соловецких островов мы и прибыли в Кемь, но ненадолго и под дождём. Далее за 130 км в Беломорск, где нас ожидает теплоход с уже экзотическим названием «Ленинградец».

Проехали. Дороги лучше соловецких. Подъезд к теплоходу – платный – рынок добрался и до русских северов. Теплоход не велик, но уютен, расчитан не на гуляние по палубам, а на сидение в салоне и каютах.

И пошли. И мы пошли, и шлюзы тоже пошли – один за одним. Из 19-ти пройдём 18 (за 19-м нас и ждал кораблик). Идём споро, вошли, набрались до краев, поднялись, а далее спуск.

«Славное море священный Байкал», но и Онега покачает – закачаешсья и берегов не увидишь.

Кижи

Отработанный годами механизм экскурсий затягивает группу, прокручивает своими деревянными жерновами и выплёвывает к лоткам с сувенирами. У причала бок к боку качаются красавцы многопалубные и наш «Ленинградец». Бок  к боку и с группами – французская, английская речь экскурсоводов журчит по деревянным мосткам и настилам музея. Красиво, необычно и церкви, и звон колокольный для туристов специально и дома под одной крышей и жилище и скотный двор, куда прямо на телеге на второй этаж въехать можно.

            

Белозерск

От одних названий, Беломорск, Белозёрск возникает ощущение  бескрайних заснеженных просторов. Красиво и с озера и на берегу. Северная любовь к деревянному зодчеству не миновала и этот городок, воплотившись в деревянный собор, закрытый, естественно, на вечный ремонт. Но прихожане не забывают – местные ребятишки стучат мячом в ворота храма.

Но не всё так грустно. Наш экскурсовод работает во вновь созданном Музее «Княжеская ризница», где мы не побывали. И на сей недостаток мне указали аж в Вологде, особо попеняв, что не видел руководителя музея. А вот тут то мы как раз оказались на высоте, на высоте земляного вала, окружавшего белозерский кремль. И с оной высоты и наблюдали киносъёмки ладьи и нескольких мужиков в ладье и в доспехах. Самый статный среди них и был, как нам объяснили, тот самый руководитель музея.

 

Кстати о кино. Шукшин, «Калина Красная» – всё там, в Белозёрске и округ. Есть чем гордиться и что вспоминать, а заодно авторитетнейшее подтверждение красоты тамошних мест.

Ти-и-и-хо, хо-о- рошо.

О гордости. Памятник к …летию Куликовской битвы. Достойно бились белозёрские князья,  полегли за свободу земли русской и во славу московского княжества, хоть Москва и моложе Белозёрска.

Горицы

Горицы, приютившие нас у причала на пару ночей,  стали и отправной точкой наших вылазок в Кириллов и Вологду

 

Вологда

Куда-куда? Где, где, где? «В Вологде, в Вологде, в Вологде, где в доме, где резной палисад». И нам его, и дом и палисад,  показали. Много кружев тож. Но сперва, проезжая через кирилловский район – у дороги лось с ленточками. Если в Москве искливые умы придумали вешать замки в знак нерушимости брачных уз, то здесь будущие мужья перевязывают лосю рога, пытаясь обезопасить себя в будущем от такой же напасти. В Вологде же в поле зрения брачующихся искателей новых ритуалов попал домик Петра. Посидеть на стульях и выпить шампанского – тутошний залог семейного счастья.

 

День города – кипение жизни на площадях. Год основания – как в Москве. В связи с этим вспоминается история, о том как «Иван Грозный, прозванный за свою жестокость Васильевичем[1]» хотел перенести столицу в Вологду. Но в момент приёмки на него упал кирпич и столица осталась на месте. При желании легко увидеть в этом и «руку Москвы». Но и Вологда «жестоко отомстила». Год рождения у городов – один, но в Вологде он празднуется летом - пусть на пару месяцев, но старше Москвы.

 

Монастыри. Один другого … и сливаются в один. В Ферапонтовом – фрески Дионисия. Но как чуток человек и не только к искусству, но и общественным веяниям. Изображения признанные ЮНЕСКОй и запрещенные к фотографированию, воспринимаются гораздо тоньше и глубже. А там где нет ярких красок древних фресок, взгляд радует свежая побелка любовно наложенная толстым слоем к визиту Патриарха. На этом чистом фоне особенно проникновенно звучат слова иеромонаха Александра, проводившего нас  по святой обители, что не гоже, прежде всего, желать здоровья и тем самым ставить телесное впереди духовного.

Не хочется занудливо вторить Задорнову, «но истина дороже». Будем считать, что слова «Market» на деревенском магазине являют пример ползучей глобализации или тонкого маркетингового хода, завлекающего в торговую сеть  Кирилловского Райпо оголодавшего на теплоходе иностранца.

        

 

Кострома.

Родовое гнездовище дома Романовых – Ипатьевский монастырь. «Всё смешалось в доме…» и Романовых и Годуновых и, прежде всего, захоронения смешались. Но ничего - побелили, травку подстригли, музей с бабочками вывели, получился древний монастырь. Мужской, но рядом с городом. А в самой Костроме – женский.

 

Плёс    

Вот что может сделать один художник из маленького городка. Поэтому не случайным представляется наличие двух памятников – первый основателю[2] и второй памятник – открывателю – Левитану. Ну а уж благодарные потомки расстарались: и музей Левитана, и музей русского пейзажа, и продажа пейзажа тут же у причала. А в подтверждение тонкого художественного вкуса  местных жителей прибывшего туриста прямо на пристани встречает магазинчик со скромным названием: «Россия в постели»

 

Ярославль

А мне просто нравится. Светлый чистый, зелёный.

И здесь видны следы всероссийского поиска свадебных ритуалов - Беседка влюблённых, столбы которой исчирканы призывами одиноких сердец

Кремль на стрелке – думается здесь и надо искать истоки выражения «забить стрелку» - ну то есть основать город. Кремля уж нет, а вместо него крепость монастыря, со всеми необходимыми атрибутами, строгость коих скрашивает набор ульев стилизованных под эти самые памятники старины.

Но подлинный духовный трепет внушают надписи на вратах монастырских, это вам не жалкие – забудь надежду всяк сюда входящий. Чеканные строки просто таки срывают покровы с тайны бытия: «Ты ещё ничего не купил в музейном магазине. Твой день прошёл зря.»

 

Мышкин    

Пример того, как из ничего сделать нечто, из мухи слона, а из мыши целую историю и туристическую индустрию. Помните замечание великого комбинатора о том, что можно сделать из колхозной сноповязалки и машинки Зингера? Музей! Музей можно сделать. Если как в Мышкине выставить всё это на всеобщее обозрение. Ностальгические чувства охватывают при взгляде на ретро-машинки и непонятно как затесавшийся среди них scool`ный bus. Но всё-таки поскромничали мышкинцы. В окружении многочисленных найденных окаменелых зубов и древних инструментов мысль о десятитысячелетнем юбилее города возникает как-то сама собой. Ну не Москва и не Казань. Но Центр России, источник ея святой. Почему? Да, главный водочник родом из мышкинского уезда. Нет не Менделеев – Смирнов. И соответствующий музей, но заказывать надо заранее. Музей мыши, музей валенок – хихоньки, хаханьки.

А вот Мемориал мышкинцам, погибшим на Войне – строг и достоин.

Углич

Многое могут сделать человеческие ум и руки. Но ещё больше для города могут сделать звонкое имя, хороший миф, складная история. Углич без Дмитрия, что Плёс без Левитана. Камень он и есть камень. И оживляется он лишь страстями тех, кто по этим камням ходил, и кровь на них проливал. А как звучит повесть о мятежном колоколе, который лишился языка и был сослан?

      

О звуке. Видимо турорганизаторы всё больше осознают недостаточность звучания лишь музыки застывшей в камне. И в Угличе акапельное пение встречало нас под сводами аж двух памятников истории. Если так дело пойдёт и далее, то видео-аудио-ряд будет дополнен ароматами эпохи. Запах ладана и свеч сольются с духом средневековой кухни.

Тутаев   

А ведь не были мы там. Если не считать поездки по главной улице – «по матушке по Волге». Вполне широка – и ни одного моста на весь город (раньше было два города по числу берегов). Берега зелёные и только маковки церквей из зелени. Считал да и сбился.

Калязин   

Ну, чем прославиться – храм, что ли разрушить? Так было уже. Вот во городе, да во Калязине колокольню, если и не затопили, то подтопили изрядно и на остров загнали. Все плывут и дивятся.

Тверь

Тверь – в Москву дверь. Так там говорят. Но и правда – оттуда в Москву и уехали.

Город не велик, но славен. Один Афанасий чего стоит – Марко Поло земли русской. Благодарные потомки памятник поставили, пиво делают, ну а свадьбы местные к Афоне приезжают с соответствующими надписями.

Вот такая она любовь по-русски.


[1] Давным давно читал, что якобы такое определение содержалось в Ларуссе.

2]Даже имя в памяти не отпечаталось. Лишь история о потерянном в советское время бюсте, который нашёлся в другом городе и числился как изображение Ивана Грозного.